Авторская колонка Константина Рыбинского.
Только что мне исполнилось пятьдесят лет (не могу это представить) – самое время подумать о возрасте. Тем более, что думается о нём легко – только начни.
В самом начале, кода человек едва себя осознаёт, никакого возраста не существует. Есть лишь огромный, странный и очень увлекательный мир. Теперь мне кажется, что он очень похож на мир Алисы в Стране Чудес. Всё очень интересное, не знакомое, странное, удивительное. В этом мире нет неодушевлённых предметов, так что ты очень доволен, когда мама шлёпает стул, ударивший нахально по любопытному лбу.
Со временем узнаёшь, что есть большие – это вообще все, и ты – маленький. Тут же начинаешь на свой возраст досадовать. Ужасно хочется прекратить всю эту кашку, сон после обеда, постоянное хождение за ручку, укутывания, ранние укладывания – всё, что положено маленьким. Ты теперь страстно хочешь стать большим. Большим всё можно, а тебе ничего нельзя. И слов твоих никто всерьёз не принимает, максимум - умиляются: какой смешной смышлёный малыш! А могут и в угол поставить.
Позже ты подрастаешь настолько, что начинаешь не слушаться бабушку, и даже дерзить маме. Папе дерзить нельзя: его чувство юмора настолько далеко не распространяется, он может и наддать хорошенько.
Место в автобусе тебе никто теперь не уступает (дескать, садитесь с малышом), а наоборот, строго прогоняют: «Ну-ка, уступи бабушке, ишь, какой лоб здоровый вымахал!»
И вдруг, вжух – и кто-то называет тебя папой, тянет к тебе свои трогательные ручонки.
Возраст – это мера свободы и ответственности. Поэтому я ни за что не вернулся бы к послеобеденному сну и вождению за ручку (хотя, может статься, и придётся).
Но ещё возраст – это количество оставшегося времени. С этим сложнее.
В детстве времени безумно много. Валяешься в мягкой постели под пуховым одеялом до обеда с книжкой про мушкетёров или Следопыта, пока бабушка не утащит за ногу к столу, а время не кончается, его - море, океан переливающегося радугой бесконечного счастья.
В сорок пять ты проспал дольше, чем обычно, на полчаса, и понимаешь, что зачерпнул из высыхающей лужицы. Зачерпнул, а оно утекло сквозь пальцы, и исчезло.
На пятидесятилетие мне, в числе прочего, подарили горный велосипед. Я помню, как учился ездить на четырёхколёсном, падал, набивал шишки. Вот, позавчера не вписался в поворот, как тогда, теперь хожу в чёрных очках, скрываю бланш.
Возраст – штука безжалостная.
Но я ещё покатаюсь.
КОНСТАНТИН РЫБИНСКИЙ
